Птицеголовый почти смирился со своей участью. Но спустя десять веков тишину храма нарушил человеческий голос.
— Да твою ж налево! — Звонкий голос юноши в странных одеждах заметался между колоннами, порождая причудливое эхо. — Опять то же колено!
Еще не так давно, а тысячелетие — это все же не слишком большой срок для извечного существа, за такое кощунство наглеца мигом отправили бы на жертвенный алтарь. И вынутое из груди еще бьющееся сердце услаждало бы слух птицебога своим пением.
Заключенное в статуе божество мысленно облизнулось, вглядываясь в яркую ауру гостя. Такой экземпляр мог по праву занять главное место в его коллекции. Столько несуразностей и противоречий в одной душе Пта еще не встречал. Надо признать, хвалебная оценка из уст древнего бога стоила многого, хоть и вела прямиком к жертвенному алтарю.
Впрочем, Пта Ло'пта не собирался убивать незнакомца. Впервые за десять веков у него появилось хоть какое-то развлечение, помимо выдумывания страшных пыток в адрес младшего брата, неверной жены и их, без сомнения, многочисленного потомства. Змеиное племя отличалось плодородием, и охраняющий руины святилища аспид доказывал, что парочка не теряла времени даром. Пта из статуи чувствовал холод колец, периодически проверяющих защиту храма на прочность.
Незваный гость пришел не один. Ло'пта не одобрял появление четверолапой рептилии, но ящер имел весьма отдаленное сходство с отпрысками его жены. К тому же между незнакомцем и Я-ще-ром существовала явная связь, и божественный вовсю развлекался, отыскивая закономерности и строя предположения. В эту минуту он как раз обдумывал теорию о прямом родстве человека и пресмыкающегося. С точки зрения зооморфного божества в сексуальных отношениях такого рода не было ничего предосудительного. Ло'пта и сам не чурался секса с людьми, стараясь, впрочем, не попадаться на глаза женушке. Змеи — хитры, женщины — коварны, а богиня змей опасней их всех. И тысячелетнее заключение птицеголового служило прекрасным примером этой простой истины.
Пта развлекался, подглядывая за молодым человеком и его питомцем, но в общем-то не возлагал на гостей особых надежд. Чтобы освободить заточенного бога, требовалась длительная церемония и человеческое жертвоприношение. Птицеголовый логично рассудил, что мальчишка не станет рвать из груди сердце, даже если узнает подробности ритуала. Требовалось немалое могущество, чтобы просто подойти к алтарю. Эманации страданий глубоко впитались в пьедестал божества, приводя в трепет простых смертных.
Удивлению Пта Ло'пта не было предела, когда на вторые сутки Александр достаточно спокойно поднялся к постаменту, по дороге отдавив руку главному жрецу. Скелет лишь скорбно хрустнул в ответ на святотатство, и конечность старого Пеху-Нья скатилась вниз, гремя драгоценностями.
У божественного случился культурный шок, когда наглец взобрался на алтарь, чтобы внимательней рассмотреть статую. Чудовищная наглость! К тому же Александр остался единственным живым существом, спустившимся с жертвенника без кровоточащего отверстия в грудной клетке. Даже верховные жрецы Пта Ло'пта не удостаивались подобной чести. Их сердца покоились в специальных сосудах, трепыханьем своим услаждая слух повелителя и предупреждая о недобрых замыслах бывших владельцев. Нередко предатели умирали в тот самый миг, как еретические мысли пробирались в их головы. Не обходилось, впрочем, без ошибок, но такова была цена служению Пта Ло'пта.
Странно, но, несмотря на свою дерзость, незнакомец произвел на птицебога приятное впечатление. Хотя виной тому было не обаяние гостя, а тысячелетняя скука и одиночество.
Пта не сразу понял, что именно пытался сделать юнец, а когда понял — лишь мысленно усмехнулся. Гость искал потайной выход из храма. Такие существовали когда-то, но, как уже говорилось, обманутые женщины коварны. Злопамятная гадюка хитростью выведала тайны доверчивого Ло'пта. Армия медноголового неодолимой лавиной врывалась сквозь все без исключения входы и выходы. Храмовая стража полегла полностью. Столетиями божество наблюдало, как их кости рассыпались под гнетом неумолимого времени.
Впрочем, останки птицеголового жречества оказались покрепче и выдержали даже бесцеремонное любопытство гостя. Если забыть про растоптанную странной обувкой руку первейшего, можно и вовсе считать, что они отделались легким испугом.
«Варвар!» — мысленно усмехнулось заточенное божество.
Тем временем варвар продолжал обследование ритуального камня. Несмотря на явно нечеловеческую силу, ему так и не удалось сдвинуть алтарь в сторону. Еще бы! Страдания тысяч мучеников придавили жертвенник к земле. Умаявшись как следует и бросив пустое занятие, гость принялся рассматривать выбитые на пьедестале фрески — повесть о восхождении на престол молодого Пта.
Память божества послушно распахнула свои объятия, и перед мысленным взором Ло'пта пронеслись картины его героического прошлого. Первый убитый враг. Первое жертвоприношение. Свадьба с царицей змеиного племени, юной и прекрасной полубогиней Схааш. Чтоб ей сдохнуть тысячу раз! И битвы! Сотни, тысячи, сотни тысяч сражений во славу Верховного Пта Ло'пта. Кровь врагов как нельзя лучше разбавляла скуку вечной жизни. Птицеголовый и сейчас чувствовал ее сладкий привкус и пьянящий аромат. Божество зажмурилось и прищелкнуло клювом.
Запах не пропадал.
С каждой минутой он становился все ярче, пока не выдернул божество из воспоминаний. Так и есть! Мальчишка держал запястье над золоченым шлемом первожреца. Импровизированная чаша наполнялась душистой кровью незнакомца. Наблюдая за действиями Александра, птицебог не удержался и насмешливо фыркнул. Юноша догадался правильно — без помощи хозяина храма ему не выбраться из пещеры, но, к несчастью, чтобы разбить оковы, одной чаши будет явно недостаточно. Пожалуй, только жизнь десятка-другого меднолобых последователей братца могли бы решить проблему. С соблюдением всех особенностей ритуала, естественно.