Впрочем, с правотой Ящера спорить было сложно, и, кажется, действительно настало время навестить хозяина здешних покоев. Просто потому, что других вариантов не осталось. Главный вход был наглухо завален камнями и спаян заклятиями в монолит. Даже пробейся мы сквозь него, страж храма оставался на месте, а убить его я даже не надеялся. Слишком разными были весовые категории.
Центральная часть храма пострадала особенно сильно. Зарубки и сколы на каменных статуях и колоннах недвусмысленно указывали на применение гранат или мощных боевых заклятий. Мечами и топорами такого эффекта не достигнуть. Неведомые захватчики приложили максимум усилий, чтобы разрушить все до основания. И у них почти получилось.
Пол густо усыпали останки птицеголовых и части бронзовых доспехов. Большей частью пустых. В отличие от скелетов жрецов, костей нападавших время не пощадило. Повсюду валялось оружие. Обломки мечей и наконечники копий так и норовили ткнуть под колено и пропороть ногу. Множество бронзовых нагрудников обнаружилось возле алтаря. Валялись они кучей, с весьма характерной отметиной в районе сердца. Похоже, врагов приносили в жертву прямо посреди боя. Удар золоченого ножа, и очередной агнец отправлялся вслед за своими предшественниками. Кровавая ритуальная магия до сих пор витала в воздухе. Да и черепа, к слову сказать, посматривали неодобрительно. Мне не удалось отмахнуться от недобрых предчувствий, и дело было совсем не в разыгравшемся воображении. Храм умер вместе со своими защитниками, но древняя магия еще теплилась под каменными сводами. Ее дыхание исходило из алтаря и от статуи птицеголового.
Жертвенный камень располагался на возвышении, прямо перед каменным колоссом. Так почитатели древнего божества могли одновременно лицезреть и алтарь, и статую, и верховного жреца. Последнего я обнаружил возле постамента. Его изрубленный скелет лежал прямо на ступенях. Окинув взглядом останки птицеголового, я цокнул языком. Золотых украшений и драгоценных камней с одежд хватило бы на содержание небольшого европейского государства. Впрочем, мыслей о мародерстве почему-то не возникло.
В планировке храма обнаружился только один минус — осматривая жертвенник, я спиной ощущал на себе тяжелый взгляд исполина. Четырехметровая, полностью обнаженная фигура, вырубленная из цельного куска угольно-черного камня, заставляла меня постоянно оглядываться. Неведомый скульптор вложил в свою работу душу, а возможно, и не одну, если судить по куче вражеских доспехов. Статуя выглядела как живая, несмотря на наличие несуразной, на мой взгляд, птичьей головы. Хищно распахнутый клюв и увенчанные когтями пальцы лишь усиливали эффект.
Не думаю, что нашелся бы храбрец, способный выковырять драгоценные камни из ее глазниц. По крайней мере, Ящер наотрез отказывался приближаться к постаменту по собственной воле. Возможно, в нем говорили животные инстинкты. Хищные птицы нередко воспринимали ящериц и змей с кулинарной точки зрения, а наш гигант, без сомнения, выглядел хищником.
В любом случае выбора у меня не осталось. Если в храме и существовал потайной ход, то располагаться он должен был именно здесь — у статуи божества. Прошедшие столетия не пощадили убранство святилища. Тела нападавших рассыпались прахом, и даже чудом сохранившиеся скелеты птицеголовых понемногу уступали натиску времени. Колонны и резной орнамент большей частью обрушились, потускнели светильники. Хаос разрушения не затронул лишь монолит алтаря и черненую статую божества. Только им удалось сохранить первозданное состояние. Оружие и магия захватчиков не оставили и следа на поверхности камня.
Искать надо было здесь.
Главный храм Пта Ло'пта пустовал уже десять веков. Последователи меднолобого взяли святилище приступом, и некогда величественные залы надолго погрузились в тишину забвения. Верховное жречество погибло во время штурма, а низших последователей птичьего бога десятилетиями отлавливали и сжигали в ритуальных печах. Во славу нового Верховного! Во славу меднолобого!
Все это время Ло'пта оставался запертым в главной статуе храма без малейших надежд на освобождение. Нелегко убить божество, но у младшего брата — да занесет его имя песками времени — получилось даже это. Впрочем, Пта Ло'пта прекрасно понимал, что заслуги меднолобого в его гибели не было. Птицебог проиграл змеиной хитрости и коварству своей бывшей супруги.
Пока оставались в живых младшие жрецы, у Пта еще имелась робкая надежда. К несчастью, шпионы Матери Змеи действовали слишком эффективно, и последователи птицебога один за другим отправлялись в ритуальные печи брата, лишь усиливая врагов. Нить, связующая Пта с реальным миром, оборвалась в минуту смерти последнего священнослужителя. Вечный холод каменного заточения надолго остался его единственным спутником. С тех пор развлечения божества не отличались разнообразием — изучать усеянную телами защитников главную залу храма быстро наскучило, а других пейзажей, доступных каменным глазам статуи, в окрестностях не осталось. Силы Верховного хватило бы на десятки вечностей подобного существования, но даже его разум пасовал перед столь длительной пыткой одиночеством.
Первое время Пта Ло'пта развлекался мыслями о грядущей мести меднолобому брату и своей неверной жене, так споро сменившей лагерь и брачное ложе. Шлюха хвостатая! Гремучая баранья шлюха! Ненависть Пта только росла с годами. В голове птицебога не укладывалось, как она посмела своими руками отправить детей в огонь?! Полубоги не выдержали жара печей меднолобого барана. Его пламя оказалось сильней. В день смерти последнего потомка сожгли единственного оставшегося жреца, навечно обрывая связь Ло'пта с внешним миром. Беднягу специально держали в заточении, позволяя птицебогу наблюдать за медленной гибелью его детей. Ясноокая Лилой, Резвокрылый Озисс, Горг Победоносец — погибли все, оставив прародителю лишь память о своих лицах и глухую тоску на долгие столетия. И ненависть.